Ночью свет уходит из мира. Вместе с его уходом, все, что было вокруг, проваливается в бездну и ты остаёшься один. Тогда и просыпаются миры внутри тебя - когда ты не тратишь свои силы на жизнь "мира вокруг".
Здесь разваливалось все - начиная со ступеней, ведущих на верхний этаж, визг которых уже сводил с ума чертей в аду, и заканчивая отношениями в семье. Стены, когда-то поднятые из могучего дерева, теперь иссохли и обрели кокетливую кривизну, мебель поросла плесенью, которая успешно выдавала себя за дорогую столичную обивку, вода из колодца поступала цвета коровьего помета, послушно расслаиваясь при кипячении, оголяя удивительную палитру дерьма. Но даже из такой воды, кучки загнивающих овощей, остатков гречки и свежеубитой совы, Энн могла приготовить потрясающий Французский обед. Собственно, нефранцузские обеды готовить Энн не умела. Зато отлично умела класть на стол столько всего, что создавалось впечатление, что ужин будет знатный, не смотря на то, что из еды там была одна похлебка, да запечённый филин.
Во главе стола уже сидел отец семейства - худощавый и высокий, с лицом, будто говном под носом намазали. По обе стороны от него сидели его дети: Джудит, лицо которой украшала придурошная улыбка с первого дня её появления на свет, и Майкл. Джудит, говорят, вся пошла в бабку по отцу - огромный нос, маленькие глазки, золотые кудрявые локоны и формы дамы эпохи ренессанса. Добавьте туда уже упомянутую придурошную улыбку и сделайте вывод о её человеческих качествах. Майкл же пошёл в мать. Не только внешне, но и сердцем и умом. Твёрдые черты лица, добрый взгляд и копна густых черных волос на голове.
Последней за стол села Энн, расправляя свой бескостно настиранный фартук.
- Произнъесем же молитфу! - радостно предложила Энн в предвкушении еды и протянула руки. С минуту царила тишина - все смотрели на чернокожую домоуправительницу. Джудит начала гоготать, будто у неё приступ икоты, но все давно знали, что так она выражает эмоцию радости очередной глупой ситуации.
- Энн, - сухим голосом начал было отец, но тут в дверь постучали.
Тишина поглотила дом. Никто не двинулся и не произнёс ни звука - пошёл процесс осознания и принятия происходящего, ведь в эти давно мертвые края никто никогда не захаживает, уже очень давно. Глаза всех сидящих буквально засветились, рот Джудит наполнился слюной и пришлось сомкнуть губы, чтобы не потерять драгоценную жидкость. Отец крепко сжал ложку. У Энн вспотели ноги и затряслись. Майкла уже создал четыре теории о том кто и зачем там может быть и каждая следующая нравилась ему больше предыдущей.
Энн попыталась встать из-за стола.
- Нет, - сухо отрезал старик. Остатки авторитета пригвоздили Энн обратно к стулу, - Майкл
Мальчик колебался под тяжелым отцовским взглядом, но все же медленно направился к двери. Во рту пересохло, прижало срочно отлить. Его сердце готово было уволиться с работы, когда он наконец открыл дверь.